[продолжение 28 декабря 2010]
В Форосе у меня кончилась цветная пленка и началась черно-белая,
а мы на маршрутке укатили в Ялту.
Но в середине пути Настасье стало худо:
В Форосе у меня кончилась цветная пленка и началась черно-белая,
а мы на маршрутке укатили в Ялту.
Но в середине пути Настасье стало худо:
Так мы оказались на трассе Севастополь-Ялта черт знает где.
VII
Здесь виноградники с холма
бегут темно-зеленым туком.
Хозяйки белые дома
здесь топят розоватым буком.
Петух вечерний голосит.
Крутя замедленное сальто,
луна разбиться не грозит
о гладь щербатую асфальта:
ее и тьму других светил
залив бы с легкостью вместил.
А дорога вниз увлекала в Симеиз,
где нас встречали пушистые обитатели оглушительным "мяау!"
Купались в ослепительном свете солнца, к вечеру разорвавшего облака,
мы, смеясь, гнались за ним за горой.
Добравшись до вершины, пленку снова пришлось сменить.
Болели ноги, но улыбались глаза, пожирали оглушительный закат, губы силились сказать
о том, что наростало внутри, о том, что словами выражать смешно...
О том, как я неистово, невозможно и страшно счастлива.
VIII
Когда так много позади
всего, в особенности - горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
и глубже. Это превосходство -
не слишком радостное. Но
уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
всего, в особенности - горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
и глубже. Это превосходство -
не слишком радостное. Но
уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
(Бродский)
